Песни на стихи Вадима Шефнера (30.12.1914 - 5.1.2002) - переход к mp3 через название стихотворения - стихи размещены в хронологии написания

БУДУ Я ГРУСТИТЬ ИЛИ НЕ БУДУ…

Буду я грустить или не буду,

Только клином не сошелся свет,

Верю, что когда-нибудь забуду,

Думать я, что лучше в мире нет

И покой сердечный мне не нужен,

Позабыв свою былую грусть

Я в другую, что тебя не хуже,

Как мальчишка по уши влюблюсь

Но боюсь, что рано или поздно

Памяти, тяжелой на подъем,

Вновь напомнят и цветы, и звезды,

О существовании твоем.

Вот тогда то, возвратясь в долины,

Где текли прошедшие года,

Я пойму, что свет сошелся клином,

На тебе одной и навсегда

* * *

Нас женщины в путь провожают

Порой на года, на года –

И словно заранее знают,

Где нас ожидает беда.

Негромкие их наставленья,

Улыбки встревоженных лиц

За нами летят в отдаленье,

Как стая невидимых птиц.

Где помощи нет ниоткуда,

Где ждет нас последняя тьма –

Порой совершается чудо:

Опасность уходит сама.

Она за крутым поворотом

Скрывается, нас не губя, -

Как будто вспугнул ее кто-то

Иль принял ее на себя.

И снова ночные скрижали

Струят утешительный свет.

А тех, кто нас в путь провожали,

Быть может, в живых уже нет.

(1966)

ДОМ, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ НА СНОС

Двери — настежь, песни спеты,

Счетчики отключены,

Все картины, все портреты

Молча сняты со стены.

Выехали все живые,

Мебель вывезли — и весь

Этот дом вручен впервые

Тем, кто прежде жили здесь.

Тем, кто в глубину погоста

Отошли на все века...

(А под краской - метки роста

У дверного косяка...)

В холодке безлюдных комнат

Не осталось их теней,

Но слои обоев помнят

Смены жизней и семей.

Здесь покоя не ищите

В упаковке тишины, —

Здесь взрывчаткою событий

Этажи начинены.

Здесь—загадка на загадке,

Свет и тьма, добро и зло...

Бьет мальчишка из рогатки

В запыленное стекло.

(1965)

БАНАЛЬНАЯ ПЕСЕНКА

Когда сюда входила ты,
То на оранжевых обоях,
Как в поле, синие цветы
Цвели в те дни для нас обоих.
Но ныне облик их не схож
С цветами подлинными в поле,
Обои выгорели. Что ж,
А мы-то лучше стали, что ли?
Расстались мы давным-давно...
Как говорится, песня спета...
Я не снимаю все равно
Стенного твоего портрета:
Под ним, хранимы в темноте
Тобой - от солнца и от пыли,
Цветы не выгорели те
И помнят всё, что мы забыли.

(1940)

ЛИЛИЯ

Водяная лилия цветет

На краю озерного протока.
Ничего не помнит и не ждет,
Счастлива она и одинока.
Не задень веслом ее, не тронь,
Не тянись к ней жадными руками,
Может, завтра полыхнет огонь

Над ее живыми лепестками.
Связанный с ней тайною судьбой,
В трудные и горькие мгновенья
Все цветы, что сорваны тобой,
Позабудешь ты без сожаленья.
В миг, когда смертельна тишина,
В миг, когда кончаются патроны,
Вспомнится тебе она одна, -
Лилия, которой ты не тронул.

(1969)

ЕДИНСТВЕННЫЙ С КОРАБЛЯ

Пусть в кармане нет ни рубля,

Жить на свете - большое диво.

Я - единственный с корабля,

Что лежит в глубине залива.

Гнал на рифы нас шторм ночной,

Не уйти от смертного часа...

Смытый с юта шальной волной,

Я единственный чудом спасся.

Спят друзья мои в глубине,

Позабыв о морских страданьях, -

И за всех их придется мне

Вам поведать о странах дальних.

О союзниках и врагах,

О скитаньях по белу свету,

О таинственных берегах,

Тех, которых в лоциях нету.

... Дайте место мне у огня -

Расскажу, где с друзьями плавал,

Я - единственный, и меня

Не проверит ни бог, ни дьявол.

(1970)

ВОРОТА В ПУСТЫНЕ

Синеют древние письмена

На изразцах колонн.

«Ворота счастья» - надпись дана

На арке с двух сторон.

По эту сторону и по ту -

Горькие солонцы,

По эту сторону и по ту

Строит мираж дворцы.

Путник, дойдя до этих ворот,

Надеждой давней томим,

Войдет в них, выйдет, мир обойдет -

И снова вернется к ним.

Он станет в их тень, в прохладную тьму,

Взгрустнет о пути своем:

«Где мое счастье, я не пойму:

В грядущем или в былом?»

И снова он по кругу пойдет,

Подавив усталости стон.

А счастье - только в тени ворот,

Но об этом не знает он.

(1969)

шиповник

Здесь фундаментов камень в песок перемолот войной,

В каждой горсти земли затаился смертельный осколок.

Каждый шаг продвиженья оплачен кровавой ценой, —

Лишь девятой атакой был взят этот дачный поселок.

Ни домов, ни травы, ни заборов, ни улицы нет,

И кусты и деревья снарядами сбриты с размаху,

Но шиповника куст — не с того ль, что он крови под цвет,—

Уцелел — и цветет среди мусора, щебня и праха.

Стисни зубы и молча пройди по печальным местам,

Мсти за павших в бою, забывая и страх, и усталость.

А могил не ищи ... Предоставь это дело цветам, —

Все видали они, и цвести им недолго осталось.

Лепестки опадают... Средь этих изрытых дорог

Раскидает, размечет их ветер, беспечный и шалый:

Но могилу героя отыщет любой лепесток.

Потому что и некуда больше здесь падать, пожалуй...

(1943)

ВЕЩИ

Умирает владелец, но вещи его остаются,

Нет им дела, вещам, до чужой, человечьей беды.

В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются

И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.

Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться,-

Так покорно другим подставляют себя зеркала,

И толпою зевак равнодушные стулья толпятся,

И не дрогнут, не скрипнут граненые ноги стола.

Оттого, что тебя почему-то не станет на свете,

Электрический счетчик не завертится наоборот,

Не умрет телефон, не засветится пленка в кассете,

Холодильник, рыдая, за гробом твоим не пойдет.

Будь владыкою их, не отдай им себя на закланье,

Будь всегда справедливым, бесстрастным хозяином их,-

Тот, кто жил для вещей,- все теряет с последним

дыханьем,

Тот, кто жил для людей,- после смерти живет средь

живых.

(1957)

Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.

Я ДРУГОМ БЫЛ …

Я другом был, я был веселым малым,

Старательным и преданным вполне

Но если б вдруг совсем меня не стало,

Она бы не всплакнула обо мне

Но был другой, совсем чужой, неблизкий,

Он слов ее не принимал всерьез

Он рвал ее бессвязные записки

И доводил насмешками до слез.

Она о нем твердила мне со смехом:

«Вот уж в кого ничуть не влюблена!»

Но если б умер он или уехал,

Не знаю, что бы делала она.

Давно о ней я ничего не знаю,

Но без тоски и грусти вспоминаю

Лукавую подругу давних лет

Кто был из нас счастливей - неизвестно,

Все заблуждались искренне и честно

А в честных играх проигравших нет

БЛАГОДАРЕНИЕ КРОВУ

Шагающий, летающий ступающий на сходни,

Вчерашнего пристанища не забывай сегодня….

ЗАБЫВАЮТ

Забывают, забывают -

Будто сваи забивают,

Чтобы строить новый дом.

О великом и о малом,

О любви, что миновала,

О тебе, о добром малом,

Забывают день за днем.

Забывают неумело

Скрип уключин ночью белой,

Вместе встреченный рассвет.

За делами, за вещами

Забывают, не прощая,

Все обиды прошлых лет.

Забывают торопливо,

Будто прыгают с обрыва

Иль накладывают жгут...

Забывают, забывают -

Будто клады зарывают,

Забывают -

как сгорают,

Забывают -

будто жгут.

Забывают кротко, нежно,

Обстоятельно, прилежно,

Без надсады и тоски.

Год за годом забывают -

Тихо-тихо обрывают

У ромашки лепестки.

Не печалься, друг сердечный:

Цепь забвенья - бесконечна,

Ты не первое звено.

Ты ведь тоже забываешь,

Забываешь, забываешь -

Будто якорь опускаешь

На таинственное дно.

(1974)

Вадим Шефнер. Годы и миги.
Москва: Современник, 1983.

* * *

Душа - общежитье надежд и печалей.

Когда твое тело в ночи отдыхает,

О детстве, о сказочном давнем начале

Во сне потаенная память вздыхает.

И снятся мечте неземные открытья,

И лень, чуть стемнеет, все лампочки гасит,

И совесть, ночной комендант общежитья,

Ворочается на железном матраце.

И дремлет беспечность, и стонет тревога –

Ей снятся поля, окроплённые кровью.

И доблесть легла отдохнуть у порога,

гранату себе положив к изголовью.

А там, у окна, под звездою вечерней,

Прощальным лучом освещенная скудно,

На праздничном ложе из лилий и терний

Любовь твоя первая спит непробудно.

СПРОСИЛ У ПАМЯТИ

Стоит ли былое вспоминать,

Брать его в дорогу, в дальний путь?

Все равно - упавших не поднять,

Все равно - ушедших не вернуть,

И сказала память: "Я могу

Все забыть, но нищим станешь ты,

Я твои богатства стерегу,

Я тебя храню от слепоты".

В трудный час, на перепутьях Лет,

На подмогу совести своей

Мы зовем былое на совет,

Мы зовем из прошлого друзей.

И друзья, чьи отлетели дни,

Слышат зов - и покидают ночь.

Мы им не поможем, - но они

К нам приходят, чтобы нам помочь.

(1963)

ОБИДА

Природа неслышно уходит от нас.

Уходит, как девочка с праздника взрослых.

Уходит. Никто ей вдогонку не послан.

Стыдливо и молча уходит от нас.

Оставив деревья в садах городских

(Заложников иль соглядатаев тайных?),

Уходит от камня, от взоров людских,

От наших чудес и от строчек похвальных.

Она отступает, покорно-скромна...

А может, мы толком ее и не знали?

А вдруг затаила обиду она

И ждет, что случится неладное с нами?

Чуть что — в наступленье пойдут из пустынь

Ползучие тернии, им не впервые,

И маки на крыши взлетят, и полынь

Вопьется в асфальтовые мостовые.

И в некий, не мною назначенный год,

В места наших встреч, и трудов, и прощаний

Зеленое воинство леса войдет,

Совиные гнезда неся под плащами.

(1965)

СЛЕЗЫ

Редко от радости плачем мы.

Может, один лишь раз

Радость у горя берет взаймы

Слезы в счастливый час.

Ветер шуршит весенней листвой,

Утро зовет в поход,

Радость - честна, радость с лихвой

Горю свой долг вернет.

Но на пороге суровой зимы,

Все испытав всерьез,

Слезы счастливые вспомним мы –

Горьких не вспомним слез.

(1959)

ЛЕГЕНДА О МЕРТВЫХ МОРЯКАХ БРИТАНИИ

На дне глубоком океана,

Там, где безмолвствует вода,

Не зная штормов и тумана,

Лежат погибшие суда.

Забыв и вымпелы, и флаги,

Они лежат, погребены,

Как бы в стеклянном саркофаге,

Под синей толщей глубины.

Без парусов в заплатах пестрых

Там спят, от пристаней вдали,

С резными девами на рострах

Веков прошедших корабли.

И рядом с ними, но сохранней.

Лежат, как черная гора,

Трансатлантических компаний

Цельносварные стимера.

И мы б там встретили — впервые

В нелепой близости такой —

Линкоров башни броневые

И струги вольницы морской.

И в той безжалостной могиле,

На вечный мрак обречены,

Твои, Британия, сыны

Лежат. Живые их забыли.

Вкруг мертвых шелест вод холодных,

И дна уступчатый изгиб,

И плавники глубоководных

Флюоресцирующих рыб.

Спокойно мертвым. Сны не снятся,

И явь не манит—все равно

Судам их с якоря не сняться,

Их держит илистое дно.

Спокойно мертвым. Ни страданья,

Ни пенья птиц, ни желтых нив.

Но раз в году, гласит преданье,

Бывает праздник и для них.

Негоциант встает, зевая,

Считая прибыль и товар,

И, паклей руки отирая,

Встает, ругаясь, кочегар.

Владельцы каперов отважных

Встают — им надоело спать, —

И прочность крючьев абордажных

Интересует их опять.

И, герметические люки

Открыв, идут по тьму глубин

Матросы мертвых субмарин,

Во тьму протягивая руки.

Стуча пустыми позвонками,

Они бредут к лощине той,

Где меж двумя материками

Проложен кабель под водой.

Завидев кабель, в тишине

Они на дно плашмя ложатся,

И каждый черепом прижаться

К свинцовой хочет чешуе.

И им становятся понятны

Дела и помыслы живых —

Депеш секретных код невнятный

И цифры сводок биржевых.

И сколько бушелей пшеницы,

И что случилось в их стране,

И чьи войска у чьей границы,

И где готовятся к воине.

И крепнут пусть иные страны,

Но с каждым годом все ясней

В свой праздник слышат капитаны

Распад империи своей.

И все: и шифр депеш невнятный,

И цифры сводок биржевых,—

Все мертвым в этот день понятно -

И мертвым стыдно за живых.

(1939)

* * *

Налегай на весло, неудачник!

Мы с тобою давно решены, -

Жизнь похожа на школьный задачник,

Где в конце все ответы даны.

Но еще до последней страницы

Не дошли мы, не скрылись во мгле,

И поют нам весенние птицы

Точно так же, как всем на земле.

И пока нас последним отливом

Не утянет на темное дно,

Нам не меньше, чем самым счастливым,

От земли и от неба дано.

(1968)

НА ПАЛУБЕ

До порта прибытья еще нам с неделю идти,

И порт отправленья далек, как забытая песня.

Сейчас середина, сейчас сердцевина пути,

Конца и начала торжественное равновесье.

За черной кормою встает океанский рассвет,

И тянет от зыби сырою травою овражной,

И солнечный луч сквозь лиловую тучу продет,

Скользит осторожно вдоль палубы чистой и влажной.

Как дышится юно на острове этом стальном,

И молодо солнце, и вечен простор поднебесья!..

Забудь в океане, что в долгом походе земном

Давно и навек ты ушел за черту равновесья.

(1969)

* * *

У ангела ангина,

Он, не жалея сил,

Берег чьего-то сына,

Инфекцию схватил.

В морозном оформленье

За домом тополя,

В неясном направленье

Вращается Земля.

До рая не добраться

С попутным ветерком,

И негде отлежаться -

Летай под потолком.

Земная медицина

Для ангела темна.

Ангина ты, ангина,

Чужая сторона!

ЦВЕТНЫЕ СТЕКЛА

Покинул я простор зеленый

И травы, росшие внизу,

Чтобы с веранды застекленной

Смотреть июльскую грозу.

И, в рамы тонкие зажатый,

Такой привычный, но иной,

На разноцветные квадраты

Распался мир передо мной.

Там через поле шла корова,

И сквозь стекло была она

Сперва лилова и багрова,

Потом желта и зелена.

Но уж клубились вихри пыли,

И ливень виден был вдали,

И в пестром небе тучи плыли,

Как боевые корабли.

И, точно пламенем объята,

Сосна, где с лесом слился сад,

Вдруг из зеленого квадрата

В багровый вдвинулась квадрат.

И разбивались о карнизы

Потоки крупного дождя,

И пылью опускались книзу,

Из цвета в цвет переходя.

И тучи реяли, как флаги

На древках молний,

И во мгле

Чертили молнии зигзаги

И льнули к трепетной земле.

Так, по земле тоской объяты

Под ветра судорожный вон

Они прошли

Сквозь все квадраты —

И цвет не изменили свой.

(1939)

СМЕХ НА РАЗВАЛИНАХ

День прозрачно-беспечален,

Далеко до темноты.

Две подруги меж развалин

Рвут весенние цветы.

Что им прошлое величье,

Череда ушедших дней, —

Смех разносится девичий

Среди сумрачных камней.

Кто здесь строил, кто здесь рушил,

Кровь лилась или вино,

Что здесь делал век минувший, -

Молодости вес равно.

Все равно, какой Аттила

Здесь размахивал мечом,

Временем или тротилом

Камень с камнем разлучен.

... Деформируются своды

И гранитные столбы,

Гибнет гвардия природы -

Долговечные дубы.

За свершеньем - разрушенье,

Выпаденье из игры.

В черный вакуум забвенья

Погружаются миры.

Но вдали - весенним кличем,

Обещанием даров

Раздается смех девичий

На развалинах миров.

(1968)

ВОДОЕМ СПРАВЕДЛИВОСТИ

В старинной книге я прочел недавно

О том, как полководец достославный,

Вождь, Искандеру в ратном деле равный

В былые отдаленные века

Из долгого и трудного похода,

Что длился месяц и четыре года,

На родину привел свои войска.

На двадцать семь дневных полетов птицы

(Доподлинно так в книге говорится)

Он всех врагов отбросил от границы,

И вот с победой в боевом строю

Вернулся он, не знавший поражений,

Склонить пред императором колени

И верность подтвердить ему свою.

Пред летней резиденцией владыки

Расположил он лагерь свой великий,

И. под толпы приветственные клики

Сойдя с лимонногривого коня,

В доспехах медных, грузен и степенен,

Поднялся он по яшмовым ступеням,

Руки движеньем стражу отстрани.

И царь царей, властитель вод и суши,

Тысячелетний этикет нарушив,

Добросердечен и великодушен,

Шагнул к нему - и чашу преподнес

С вином, достойным полководца славы,

С вином без горечи и без отравы,

С древнейшим соком виноградных лоз.

Такой нежданной чести удостоен,

С поклоном чашу принял старый воин,

Но не пригубил. Сердцем неспокоен,

Он вниз, на луг, невольно бросил взгляд,

Где наклонилась, жаждою влекома,

Над каменною чашей водоема

Усталая толпа его солдат.

Не с ними ли в походе дальнем пил он

Гнилую воду, смешанную с илом?

Не с ними ли пред смертью равен был он?

Теперь один за всех в почете он.

Он с войском шел по вражескому следу —

Н вот не с войском делит он победу,—

От войска он победой отделен!

И что-то в сердце тайно всколыхнулось,

И что-то в нем дремавшее проснулось,

И Справедливость поздняя коснулась

Его своим невидимым крылом:

Минуя царедворцев и министров,

Сошел он вниз решительно и быстро.

И выплеснул он чашу в водоем.

****

Тот царь забыт. О давнем том походе

Лишь в книгах мы подробности находим.

Но песнь о старом воине в народе

Звучит еще и в наши времена.

А в водоеме все вода струится,

И, говорят, доныне в ней хранится

Тончайший привкус древнего вина.

(1960)

ПОСЛЕ МЕТЕЛИ

До утра метель металась,

В стены билась, в купола.

Не нашла пути, осталась,

Всем нам под ноги легла

Белый снег лежит навалом,

Все кругом белым-бело

Набережную канала

Белизной заволокло

Белый отсвет на колоннах,

Радужные огоньки.

И лежат на все балконах

Белые пуховики

И когда идешь по снегу…….

ПЛАСТИНКА

Вспомни эту вечеринку,

Рядом стопочки составь,

Довоенную пластинку

На проигрыватель ставь.

Холостяцкое раздолье

Возникает изо мглы,

Воскресая с тихой болью

Под уколами иглы.

И, летя от света в темень,

У бессмертья взаперти,

На стене танцуют тени -

На паркет им не сойти.

В ритмах румбы беззаботной

Ты вдруг ритмы узнаешь

Очереди пулеметной,

Хлебной очереди дрожь.

И со свитком всадник скачет,

Вея хлоркой и золой,

И пластинка хрипло плачет

Под безжалостной иглой.

(1969)

(ОТПУГНИ ЭТИ ГРУСТНЫЕ МЫСЛИ…)

Отпугни эти грустные мысли,

Улыбнись в горьковатом дыму.

Пусть горят эти бурые листья,

Никому их не жаль, никому…

Пусть струится дымок сиротливый

Над вчерашней печалью твоей.

Это кленов сжигают архивы,

Прошлогодние тайны аллей.

Я и сам для себя засекречу,

Зачеркну эти отлетевшие дни,

Это жгут наши прежние встречи,

Чтоб не жгли нашу память они.

И уходишь ты без сожаленья

Меж нежалящих змеек огня

В горьковатую дымку забвенья

Не оглядываясь на меня

КНИГА ОБИД

Есть у каждого тайная книга обид.

Начинаются записи с юности ранней.

Даже самый удачливы не избежит.

Неудач, несвершенных надежд и желаний

Эту книгу пред другом раскрыть не спеши,

Не листай пред врагом этой книги страницы, -

В тишине, в несгораемом сейфе души

Пусть она до скончания века хранится.

Будет много распутий, дорог и тревог,

На виски твои ляжет нетающий иней,-

И поймешь, научившись читать между строк,

Что один только ты в своих бедах повинен.

(1970)

СОСЕДКА

Я, да соседка за стеной.

Во всей квартире только двое.

А ветер в поздний час ночной,

То вдруг засвищет, то завоет.

Вот в комнате моей вздохнув,

Он ищет в темноте опору

Он ходит, двери распахнув,

По кухне и по коридору

Он звонкую посуду бьет

И створкой хлопает, задорен.

Соседка, слышу я, встает

В испуге голос подает

И вот мы оба в коридоре

И я не знаю, все жилье

Давно пробрало сквозняками,

Как руки теплые ее

С моими встретились руками.

В продутой ветром темноте

Она легка, полуодета.

Где дверь на кухню? Створка где?

Стоим, не зажигая света.

А ветер северный, седой

Свистит, шумит в подзвездном мире

И мы с соседкой молодой

В такую ночь одни в квартире…

* * *

Пока еще не рассвело,

Иду вдоль туманного луга,

И мыши летучей крыло

Касается лунного круга.

Природа чего-то все ждет -

Но только не света дневного,

Не наших трудов и забот, -

Чего-то иного, иного.

Сама в себя погружена.

Собою полна до рассвета,

Сама от себя тишина

В тиши ожидает ответа.

(1970)

листок

Снова листья легли на дорогу

И шуршат под ногами опять —

Так их в мире бесчисленно много,

Что никак их нельзя не топтать.

Мы спешим, мы красы их не ценим —

В жизни есть поважнее дела.

Но вчера на асфальте осеннем

Ты упавший листок подняла.

Как он вырезан точно и смело,

Как горит предзакатным огнем!

Ты на свет сквозь него поглядела —

Кровь и золото смешаны в нем.

Может вызвать он гордость и зависть,

Драгоценностью вспыхнуть во мгле...

Как дивились бы, как изумлялись,

Если б был он один на земле!

(1956)

Вторая порция

Я в детстве был вертлявым и шумливым,
На беготню я тратил много сил

И, свой обед съедая торопливо,
Всегда вторую порцию просил.

С годами та прожорливость отпала,
А мир вокруг - все шире и родней.
Теперь мне не жратвы, мне жизни мало,
И к жизни я чем старше, тем жадней.

Я знаю: смерть повсюду нас находит,
Не век шагать мне по ступенькам лет.
Но у меня в таком плохом исходе
Трагической уверенности нет.

Все чудится, что соберутся люди,
Минуты, как крупинки, соберут,
Пошепчутся, столкуются, обсудят -
И мне вторую порцию дадут.

ДРЕВНЯЯ КРЕПОСТЬ

(А.Гитовичу)

Вдали звенят бубенчики коров,

Поет пастух, а здесь безлюдно, дико.

Густая зелень затянула ров,

И на валу алеет земляника.

Потрескавшийся камень темно-бур,

Изъела ржа чугунные засовы.

И, вылетев из черных амбразур,

По вечерам тревожно кычут совы.

Пусть крепость неприступною была,

Но время двинулось само на приступ,

И мост подгнил, и бастиона выступ

Мечтательная зелень оплела.

Где ядра тратил понапрасну враг.

Где воины не ведали измены.

Теперь полынь и огнецветный мак

Без боя взяли рухнувшие стены.

Ты скажешь: вот—вонзались башни ввысь,

Чернели рвы,— а что осталось ныне?

Не у камней бессмертию учись,

А у цветов и у стеблей полыни.

(1939)

ВОИН

Заплакала и встала у порога,

А воин, сев на черного коня,

Промолвил тихо: "Далека дорога,

Но я вернусь. Не забывай меня."

Минуя поражения и беды,

Тропой войны судьба его вела,

И шла война, и в день большой победы

Его пронзила острая стрела.

Средь боевых друзей - их вождь недавний -

Он умирал, не веруя в беду,-

И кто-то выбил на могильном камне

Слова, произнесенные в бреду.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чертополохом поросла могила,

Забыты прежних воинов дела,

И девушка сперва о нем забыла,

Потом состарилась и умерла.

Но, в сером камне выбитые, строго

На склоне ослепительного дня

Горят слова: "Пусть далека дорога,

Но я вернусь. Не забывай меня."

(1939)

Вадим Шефнер. Годы и миги.
Москва: Современник, 1983.

ЛЕТНИЕ НОЧИ

Мы в поздний час в июльский вечер любим

Следить, как пар клубится над рекой,

И ждать, когда в луны беззвучный бубен

Ударит полночь смуглою рукой.

А солнце тонет в розоватой пене,

И с каждым мигом в мире всё темней,

И на лугу от рощ ложатся тени,

Сгибая травы тяжестью своей.

И ночь, как башня черная, встает,

Серебряным увенчанная кругом,

Над спящим лесом, над туманным лугом,

Над озером, над кочками болот.

Дневных кустов, полдневную траву

Нам не узнать в луны свеченье мутном, —

Как будто сны, прервавшиеся утром,

Овладевают нами наяву.

В такую ночь, устав кружиться в танце

И возмущать серебряную гладь,

Русалки на плотины гидростанций

Садятся косы длинные чесать;

Расплывчатые тени великанов

Беспечно бродят в сумрачном лесу,

И эльфы из фарфоровых стаканов

На проводах ночную пьют росу.

И нам в любое счастье верить можно,

Как будто в этот безмятежный час

От суеты и от печали ложной

Сама природа охраняет нас.

(1941, май)

ПОДПИСЬ К ЛУБКУ

При ходьбе набив мозоли,

Путь-дороженьку кляня,

Пешеход, кряхтя от боли,

Взял да выдумал коня.

Голый выдумал одежду,

Нищий выдумал суму,

Утопающий - надежду

(Чтоб тонуть не одному).

А меня, земного сына,

Не выдумывал творец –

Просто вылепил из глины,

Взяв себя за образец.

На Земле, на круглом месте,

Я торжественно живу,

Ореол ночных созвездий

Увенчал мою главу.

Неплоха моя планета.

Ею правлю я, как бог,

Но уже мне тесен этот

Рай, простершийся у ног.

Снится мне, что к звездам взмыл я,

Пламя реет за спиной...

Нет, не ангельские крылья

Будут выдуманы мной!

(1977)

ВЕЧНОСТЬ

Когда последняя беда

Опустит свой топор,

Я упаду, как никогда

Не падал до сих пор.

Не так, как листья в листопад

Иль ко дну корабли, -

Я буду падать, падать, пад(ать)...

И не коснусь земли.

Я врежусь в купол голубой,

В небесные пары,

Я буду прошибать собой

Нездешние миры.

Сквозь звезды, через темноту,

Через хвосты комет

Я буду падать в высоту

Сто миллионов лет.

(1971)

ФОРТУНА

Все мы в чем-то виноваты,

И за это день за днем

Старый Рок, Судьба и Фатум

Судят всех своим судом.

Дарят горькие сюрпризы,

Шлют нам тысячи невзгод,

И хотят, чтоб маслом книзу

Падал каждый бутерброд.

Но не зря с улыбкой юной,

Без дорог и без орбит,

Бродит девочка Фортуна,

Беззащитная на вид.

Вдруг, забыв про все препоны,

Выручает нас шутя

Статистическим законам

Неподвластное дитя;

Обезвреживает раны,

Гонит хвори со двора,

Отклоняет ураганы

И спасает крейсера;

И отводит все напасти,

И отпетых бедолаг

Отоваривает счастьем

Не за что-то — просто так.

Чтобы меньше было плача

И нечаянных утрат,

Ходит девочка Удача.

Всех прощая наугад.

(1978)

ПЕРВЫЙ САМОЛЕТ

По копейке — ни много ни мало —

Шла в орлянку лихая игра,

И квадратное небо сняло

Над кирпичным колодцем двора.

Вдруг я выхлопы сверху услышал —

Будто чудо творя задарма,

К нам примчался, газуя по крышам,

Мотогонщик, сошедший с ума.

Вот он выпростал крылья и въехал

В тот небесный квадрат голубой,

Многократное рваное эхо

По задворкам таща за собой.

Тень его, распростершая руки.

Осенила провалы дворов,

Канализационные люки

И сырые поленницы дров.

Был под крыльями воздух спрессован,

Он слоился, блестел и гудел,

И, доверясь прозрачным рессорам,

Человек над землею летел.

И беды никакой не случилось.

Он давно промелькнул и утих,—

А старуха тревожно крестилась.

У помойки ведро опустив.

(1960)

* * *

Звезды падают с неба

К миллиону миллион.

Сколько неба и снега

У Ростральных колонн!

Всюду бело и пусто,

Снегом все замело,

И так весело-грустно,

Так просторно-светло.

Спят снежинки на рострах,

На пожухлой траве,

А родные их сестры

Тонут в черной Неве.

Жизнь свежей и опрятней,

И чиста, и светла -

И еще непонятней,

Чем до снега была.

(1970)

ЛЬДИНА

Льдина - хрупкая старуха -

Будет морю отдана.

Под се зеркальным брюхом

Ходит гулкая волна.

Все худеет, все худеет,

Стала скучной и больной.

А умрет — помолодеет,

Станет морем и волной.

Улыбнется из колодца -

Мол, живется ничего.

Так бессмертие дастся

Всем, не ищущим его.

...Глянет радугой прекрасной

В окна комнаты моей:

- Ты жалел меня напрасно,

Самого себя жалей.

(1966)

ЛЕСНОЙ ПОЖАР

Забывчивый охотник на привале
Не разметал, на растоптал костра.
Он в лес ушел, а ветки догорали
И нехотя чадили до утра.
 
А утром ветер разогнал туманы,
И ожил потухающий костер
И, сыпля искры, посреди поляны
Багровые лохмотья распростер.
 
Он всю траву с цветами вместе выжег,
Кусты спалил, в зеленый лес вошел.
Как вспугнутая стая белок рыжих,
Он заметался со ствола на ствол.
 
И лес гудел от огненной метели,
С морозным треском падали стволы,
И, как снежинки, искры с них летели
Над серыми сугробами золы.
 
Огонь настиг охотника - и, мучась,
Тот задыхался в огненном плену;
Он сам себе готовил эту участь,-
Но как он искупил свою вину!..
 
Не такова ли совесть?
 Временами
Мне снится сон средь тишины ночной,
Что где-то мной костер забыт, а пламя
Уже гудит, уже идет за мной...

(1940)

Вадим Шефнер. Годы и миги.
Москва: Современник, 1983.